VI Не так давно фонтан починили, и теперь он работает, сообщил старик управляющий. Под вечер его включают на часок-другой — пусть пожурчит. Ветер уже набросал в водоем бурых листьев вяза и ореха, и печально глядящий в фонтан Нарцисс казался застывшей в камне задумчивостью этих осенних сумерек, в смутной тьме которых тихими бубенцами звенело умирание. Гэм проходила по залам, и каждый ее шаг отдавался гулким эхом. Повсюду висели картины — изящные карандашные наброски и бледные акварели. В маленьком секретере полированной березы Гэм нашла несколько связок писем — пожелтевшие, восторженные многостраничные послания, какие могло сочинять лишь то столетие. Целыми днями она читала их. Б?ольшая часть была адресована некоему шевалье де Роту и, вероятно, при расставании им возвращена; другие были от подруги, которая писала о своем возлюбленном. В шкафах и сундуках обнаружились старинные наряды. Гэм доставала их и примеряла. От поблекших туалетов веяло каким-то особенным дурманящим ароматом. Она часами сидела в этих платьях, и мечты уносили ее в минувшее. Забыв обо всем, она подолгу стояла перед фасеточным зеркалом. Собственное отражение в этом стекле мнилось странно чужим и знакомым, будто от дивных чар ее «я» соскользнуло в ту эпоху, а теперь вернулось и смотрело на нее, молчаливое, хрупкое, минувшее. За спиною отражения сумерки плели серые тени, коричневатые в глубине, и казалось, будто отражение, нежно и печально улыбаясь, всплывало из сам?ой серой бездны прошедшего. Однажды вечером, когда Гэм в старинном наряде ходила по комнатам, пришел старик управляющий. Ничего не замечая, она попыталась изобразить несколько па сарабанды и тут увидела его, а он ободряюще кивнул и жестом показал на старинный спинет. Открыл крышку и заиграл менуэт. Прозрачные серебристые звуки порой чуть дрожали, как мелодия музыкальной шкатулки. Гэм то кружилась в медленном танце, то замирала в глубоком реверансе и, исполняя эти фигуры, всем своим существом ощущала обворожительную беззаботность тех давних времен, казавшихся необычайно знакомыми и родными. Рококо окаймляло бездны садами, хотя и знало об этих безднах, — но окаймляло садами и называло садами. А мы зовем бездны безднами и заглядываем в их глубины. Эпоха амурных страстей и поединков прикрывалась самой обворожительной грацией, какая когда- либо существовала на свете. Шевалье де Рот, улыбаясь, бросил вызов лучшему фехтовальщику Франции, ибо тот слишком долго целовал руку дамы его сердца. С галантной шуткой попросил о короткой отлучке — всего на несколько минут, подышать в саду свежим воздухом, — вышел вместе с другом, которому предстояло быть секундантом, вышел, чтобы никогда не вернуться. Ни писем, ни объяснений он не оставил. Вновь опустились сумерки с их магическим зыбким полусветом, который неизменно потрясал Гэм. Старик управляющий вышел вместе с нею в сад. Живые изгороди, некогда подстриженные, а теперь одичавшие и робкие, темнели вокруг, словно стыдясь самих себя. Вечер был весь из лазури и серебра. Гэм покормила черных лебедей, которые уже готовились ко сну, но поспешно приплыли от дальнего берега пруда, по воде от их движения бежали круги. Тучи собирались на горизонте, затмевая меркнущий свет заката. Лиловые громады наплывали из-за деревьев, несли с собою мрак. Потом вдруг листва зашумела, и в прохладу ворвались теплые, влажные потоки воздуха. Ветер переменился, стало душно. Потом все замерло без движения, а тучи заполонили все небо. Гэм вернулась в дом. Какие гулкие коридоры. Какая тьма затаилась в углах! Снаружи
Made with FlippingBook - professional solution for displaying marketing and sales documents online