Гэм

нибудь на родном языке. Попробовала повторить — в самом деле получилось — и весело рассмеялась, а юноша одобрительно кивнул. — Very nice… All right…1 Гэм потуже затянула на бедрах саронг и попыталась вообразить себя в хижине, смуглой малайкой. Вошел Лавалетт, на миг склонился к ее руке. — Вы рано, — сказала Гэм. — Вовремя. — Он поднял веточку тамаринда. — Вы правы: дурманный аромат, но для спальни не слишком подходящий… Чересчур крепкий, может навеять неприятные сны… — Вы чем-то озабочены… — Я пришел не поэтому. Игра у Коллина была необычная. Я проигрался и был вынужден под конец поставить на вас. Коллин выиграл. Все равно завтра вы будете играть с ним в поло. Гэм встала, но не сказала ни слова. — Завтра вы наверняка будете играть в поло именно с ним… — Может быть, расскажете… — Гэм запнулась, — …как все произошло. — Никакой романтики, сплошная логика. Сперва деньги, потом чеки… потом еще более высокие ставки. — Не скажете ли, кто предложил… — По-моему, это не имеет значения. Но мне думается, Коллин… Гэм облегченно вздохнула. И вдруг воскликнула: — Вы ведь не… — Она умолкла, подошла к нему, так близко, что он ощутил теплый аромат ее кожи. — Я могла бы сказать вам, зачем срезала ветки тамаринда… — Пальцы теребили на бедрах парчу саронга, она испытующе взглянула на Лавалетта, отошла к окну, постояла в задумчивости. — Вы… — Она подбежала к своим чемоданам, торопливо открыла один, потом другой, покопалась, вытащила какой-то сверток, сунула Лавалетту в ладонь и, крепко сжав его пальцы, взволнованно проговорила: — Вот… деньги… возьмите… Лавалетт посмотрел на сверток. Разжал руку — пачка купюр. Передернул плечами. Взял деньги, оживленно заметил: — С такими деньгами можно продолжить игру, — и быстро вышел из комнаты. Потом что-то упало, с громким стуком. Гэм выпустила из рук саронг. Тотчас подхватила его и вскочила в испуге. Но так и застыла в этой позе — чуть наклонясь вперед, настороженно вскинув голову, упершись одной рукой в бедро, занеся ногу, словно собираясь сделать шаг, а другой рукой сжимая шелк под грудью. Отблеск свечей плясал на покорно склоненной шее. Цветущие ветки на полу. Гэм стряхнула оцепенение и медленно прошлась по комнате. Парча ползла за нею по цветам. Ею овладело странное чувство, которое и смущало, и смутно манило. Она еще не успела вдуматься в смысл немногочисленных слов Лавалетта; они казались сущим пустяком в сравнении с необычностью самой ситуации, которая застала ее врасплох. Она вполне сознавала всю наглость и вместе с тем смехотворность этого притязания. Но и это не главное — поразило ее в первую очередь отношение Лавалетта. Достаточно того, что он вообще мог допустить подобную мысль, пусть даже осуществление ее уже на другой день и показалось бы ему абсурдом. Гэм поразила прежде всего небрежная естественность, какую он, еще переполненный волнением истекшего часа, вложил в эту мысль. Быть может, то было начало единоборства, хотя в это она не верила, чувствовала себя сраженной и даже охваченной каким-то бессознательным ужасом. Поняла она лишь одно: он свободен, ничто его не связывает, и эта властная свобода капризно отодвигает ее в сторону… он исполнен мистического себялюбия, которое вдруг раскрылось во всей красе и силе, притягивая к себе и обезоруживая…

Made with FlippingBook - professional solution for displaying marketing and sales documents online