Гэм

них нет… Гэм снизошла до мексиканца и выслушала его робкие извинения. Более того, она даже сумела отмахнуться от этого недоразумения и заговорила с ним о его родине. Он тотчас воодушевился и обращался теперь только к ней. Наконец все встали из-за стола. Мексиканец проводил Гэм в соседнюю комнату, а когда его позвали сесть в ближних комнатах за игру, отказался. Гэм спросила, любит ли он свою родину. Лишь очень немногое он любит так, как родину. Гэм не стала допытываться, что мексиканец имеет в виду, но разговор не прекратила, спросила его, когда он думает уехать домой. Через неделю-другую в общем-то надо закончить одно дело, а там пора и восвояси. Гэм опять не спросила, что это за дело, только обронила: — Если дело одно-единственное, то уж наверняка очень важное. — Да, очень важное… и выгодное. Гэм легонько улыбнулась. Она знала, что теперь достаточно лишь продолжить расспросы. Но ей хотелось совсем другого — предостеречь мексиканца. Когда в комнату как бы невзначай забрел Лавалетт, она окликнула его. — Наш друг так неосмотрителен. — Алые губы улыбались. — У него, оказывается, есть важные секреты… Однако же Лавалетт не выказал ни малейшего удивления. Поднес ее руку к губам и по- приятельски сказал мексиканцу: — Умейте молчать. О секретах даже думать не стоит, ведь можно ненароком проговориться. А вы прекрасно знаете, — Лавалетт доверительно кивнул, — что как раз в женском обществе такое случается с легкостью… Хорошо, что я пришел вовремя и смог вас предупредить. Ступайте-ка лучше к игрокам… Там не так опасно и… — он насмешливо посмотрел Гэм прямо в глаза, — вообще все намного проще… По жилам Гэм пробежал огонь. Лавалетт разгадал и разоблачил ее намерение. Сам спокойно сделал то, что хотела сделать она: предостерег мексиканца. Он обезоружил ее, и продолжать игру теперь просто смешно. Гэм была побеждена и оттого чувствовала, что теперь просто обязана выполнить его поручение. В ней бушевал ураган, и она не понимала, откуда этот ураган вдруг явился. А в следующую минуту она уже улыбнулась мексиканцу и, витая мыслями в дальнем далеке, но все же сосредоточившись на деле, разыграла перед ним столь блистательно- виртуозную комедию, что сама нет-нет да и спрашивала себя: я ли все это говорю, я ли все это делаю?.. Она видела себя как бы со стороны, глазами этакого наставника, который застиг своего ученика врас-плох и поверг в изумление, — все происходило само собой, по наитию, и было волшебством, и впервые в жизни она это чувствовала, а сама оставалась совершенно холодна; словно комедиантка, она наполняла теплом и настроением чужую маску. Мексиканец совершенно растерялся от счастья, которое посчитал собственной заслугой. И чтобы не остаться в долгу, все более прозрачно намекал на свои дела, а когда Гэм сделала вид, что ей все это непонятно, с важным видом придвинулся ближе и объяснил подробности. Довольный произведенным эффектом и в полной уверенности, что ничего не выдал, так как, по его мнению, лишь специалист мог что-то уразуметь в означенных скудных данных, он откинулся назад, упиваясь собственной важностью. Гэм, однако, быстро утомилась и стала рассеянна. Из соседних комнат вернулись игроки, — Тогда речь, вероятно, о каком-то изобретении… — Не совсем так. Вопрос, скорее, военного характера. — Любопытно. Но, должно быть, и опасно. — Да, в самом деле опасно.

Made with FlippingBook - professional solution for displaying marketing and sales documents online